Когда я проснулся, солнце уже поднялось высоко, во всяком случае, его лучи, пробиваясь сквозь прорези жалюзи, ярко высвечивали желтый, блестевший как зеркало, лаковый паркет. Юры в номере не было, но это меня не огорчило. Он уже не мог исчезнуть надолго, в этом я нисколько не сомневался. В подтверждение моей уверенности на журнальном столике из стекла лежала записка: «Позвоню». Номер моего телефона узнать было не сложно, поэтому я верил в написанное. Я отметил, что и почерк был мне знаком. Спешить было некуда, я с удовольствием принял душ и снова бухнулся в постель. Оставалось ждать. Я вспомнил свое обещание и тут же позвонил Ане.

Слушай, он совсем не изменился! Мы всю ночь провели вместе!..

Аня хохотнула:

Да нет, - сказал я, - ты неверно меня поняла.

Ты его зацепил?

Я сказал, что мы были так увлечены воспоминаниями, что до главного, так сказать, вопроса дело еще не дошло.

Иногда ты меня поражаешь, - сказала Аня.

За это ты меня и любишь!

Мы поговорили о чем-то еще, то да се, ну пока, да, пока. Затем я вдруг почувствовал, что проголодался и поспешил в ресторан. Потом я бесцельно бродил по Иерусалиму. Как сказано, я бывал здесь не раз, обошел все святые места, и всегда приходил на эту светлую просторную площадь у Стены плача. Здесь было чересчур много света и воздуха, и каждый раз меня охватывал трепет перед живой историей мира. И как всем евреям, присутствующим у этой святыни, мне хотелось, так же качаясь как маятник, написать несколько слов Богу и втиснуть крохотный клочок бумаги в расщелину между плитами. У меня, как у каждого живущего на этой земле, было о чем попросить Всевышнего. Неиссякаемый поток людей, неумолчный заунывный шепот, шевеление губ, подернутые поволокой надежды бессмысленные взгляды и эти живые маятники, все это притишивало и останавливало вечный бег в твоем теле и заставляло задумываться. Мысли мои снова и снова возвращались к Юре, к нашим клеточкам, генам и клонам, к будущему сотрудничеству и строительству пирамиды счастливой жизни вот точно из таких же духовных глыб, как плиты этой Стены. Чтобы потом каждый мог прийти к ним и нам поклониться. Часам к пяти вечера телефон наконец запиликал.

Встречаемся, - спросил Юра, - ты где?

Меня порадовало то, что он произнес это слово с каким-то требованием, что ли, во всяком случае, голос его не предполагал возражений с моей стороны. Я, конечно же, тотчас согласился. Ему, как и он мне, нужен был я, это было очевидно. Из нашего вчерашнего разговора было ясно, что какой-то этап нашей будущей жизни мы снова должны провести вместе. Насколько этот этап будет длительным и взаимоинтересным, нам и предстояло сейчас выяснить. К сожалению, я не захватил с собой фотографии, где мы с Аней снимались в Париже, мне хотелось бы ему показать, как прекрасно выглядит теперь Аня, зато у меня была электронная версия пирамиды, и я надеялся, что такая наглядность нашей идеи построения, так сказать, счастливого будущего человечества, не оставит его равнодушным. Он по-прежнему, как мне казалось, падок на славу, а его настоящий образ жизни не позволяет ему к ней приближаться. На его будущей славе, на нашей общей славе, я и хотел сыграть. Ибо что может быть притягательнее жажды славы?

Еще будучи в Америке, когда все указывало на то, что Юру следует выслеживать в Иерусалиме, я подумал о том, чтобы убить здесь двух зайцев одним выстрелом. Пребывание в Иерусалиме как раз и было этим выстрелом. Первый заяц - Юра, был у меня на мушке. Или на крючке. Все складывалось, как мне казалось, наилучшим образом. В конце концов Юра не мог уже соскользнуть с крючка, который был мною заброшен в его аквариум. Он, я надеялся, глубоко заглотил мою аппетитную наживку, и теперь мне меньше всего хотелось, чтобы он чувствовал себя обманутым, соблазненным моими посулами прославить свое имя. Хотя с моей стороны никаких конкретных предложений еще не было. Но ключевые слова-тестеры (ген, клон, Америка, пирамида, бессмертие) мною вскользь уже были произнесены, и тот факт, что мы располагаем колоссальными возможностями, сделал свое дело: он клюнул. Зная его, я был убежден, что все у нас склеится. Второй заяц, которого я хотел здесь подстрелить, мог бы быть не менее крупной добычей. Эта мысль давно не давала мне покоя: как раздобыть геном Иисуса? Те геномы, что у нас уже были, - Ленина, Брежнева, Наполеона, кого-то еще, не шли ни в какое сравнение с геномом Христа. Эта мысль была глубоко запрятана в моем мозгу и хранилась в самых потаенных его уголках, я до сих пор ни с кем этим не делился. За такую мысль в те серые века инквизиция сожгла бы меня на костре. Выскажи ее я сегодня, меня и сегодня наверняка сочли бы еретиком и богохульником. Но в наше светлое время, когда провозглашается торжество науки и разума, кто-то ведь должен быть первым. Если мы жаждем совершенства, нужно взять на себя смелость показать человечеству. Это Совершенство. Пусть это будет второе пришествие Христа, пусть. Пусть потом будет Страшный Суд. Важно ведь то, что совершенство свершится!

О третьем зайце, которого я хотел здесь подстрелить, мне даже думать не приходилось. Тину? Здесь? Подстрелить?..

Да какого рожна она здесь должна делать?

Кап, - говорит Лена.

Давай лей уже, - прошу я, - капаешь…

XVII. дЕЧСФОБДГБФШ

ч РСФЙ ЧЕТУФБИ ПФ ФПЗП НЕУФБ, ЗДЕ РТПЙУИПДЙМБ РЕТЕРТБЧБ, ЮЕТЕЪ ФТСУЙОХ ВЩМ РЕТЕЛЙОХФ НПУФ - ФБН РТПМЕЗБМ ЗПУХДБТУФЧЕООЩК ФТБЛФ ОБ фХДП чБЛХ. еЭЕ УП ЧЮЕТБЫОЕЗП ЧЕЮЕТБ, ПРБУБСУШ, ЮФП мЕЧЙОУПО ОЕ ПУФБОЕФУС ОПЮЕЧБФШ Ч УЕМЕ, ЛБЪБЛЙ ХУФТПЙМЙ ЪБУБДХ ОБ УБНПН ФТБЛФЕ, ЧЕТУФБИ Ч ЧПУШНЙ ПФ НПУФБ.

пОЙ РТПУЙДЕМЙ ФБН ЧУА ОПЮШ, ДПЦЙДБСУШ ПФТСДБ, Й УМЩЫБМЙ ПФДБМЕООЩЕ ПТХДЙКОЩЕ ЪБМРЩ. хФТПН РТЙНЮБМУС ЧЕУФПЧПК У РТЙЛБЪПН - ПУФБФШУС ОБ НЕУФЕ, ФБЛ ЛБЛ ОЕРТЙСФЕМШ, РТПТЧБЧЫЙУШ ЮЕТЕЪ ФТСУЙОХ, ЙДЕФ РП ОБРТБЧМЕОЙА Л ОЙН. б ЮЕТЕЪ ЛБЛЙИ-ОЙВХДШ ДЕУСФШ НЙОХФ РПУМЕ ФПЗП, ЛБЛ РТПЕИБМ ЧЕУФПЧПК, ПФТСД мЕЧЙОУПОБ, ОЙЮЕЗП ОЕ ЪОБЧЫЙК П ЪБУБДЕ Й П ФПН, ЮФП НЙНП ФПМШЛП ЮФП РТПНЮБМУС ОЕРТЙСФЕМШУЛЙК ЧЕУФПЧПК, ФПЦЕ ЧЩЫЕМ ОБ фХДП-чБЛУЛЙК ФТБЛФ.

уПМОГЕ ХЦЕ РПДОСМПУШ ОБД МЕУПН. йОЕК ДБЧОП ТБУФБСМ.

оЕВП ТБУЛТЩМПУШ Ч ЧЩЫЙОЕ, РТПЪТБЮОП-МШДЙУФПЕ Й ЗПМХВПЕ.

дЕТЕЧШС Ч НПЛТПН УЙСАЭЕН ЪПМПФЕ УЛМПОСМЙУШ ОБД ДПТПЗПК. дЕОШ ЪБОСМУС ФЕРМЩК, ОЕРПИПЦЙК ОБ ПУЕООЙК.

мЕЧЙОУПО ТБУУЕСООЩН ЧЪЗМСДПН ПЛЙОХМ ЧУА ЬФХ УЧЕФМХА Й ЮЙУФХА, УЙСАЭХА ЛТБУПФХ Й ОЕ РПЮХЧУФЧПЧБМ ЕЕ. хЧЙДЕМ УЧПК ПФТСД, ЙЪНХЮЕООЩК Й РПТЕДЕЧЫЙК ЧФТПЕ, ХОЩМП ТБУФСОХЧЫЙКУС ЧДПМШ ДПТПЗЙ, Й РПОСМ, ЛБЛ ПО УБН УНЕТФЕМШОП ХУФБМ Й ЛБЛ ВЕУУЙМЕО ПО ФЕРЕТШ УДЕМБФШ ЮФП-МЙВП ДМС ЬФЙИ МАДЕК, ХОЩМП РМЕФХЭЙИУС РПЪБДЙ ОЕЗП. пОЙ ВЩМЙ ЕЭЕ ЕДЙОУФЧЕООП ОЕ ВЕЪТБЪМЙЮОЩ, ВМЙЪЛЙ ЕНХ, ЬФЙ ЙЪНХЮЕООЩЕ ЧЕТОЩЕ МАДЙ, ВМЙЦЕ ЧУЕЗП ПУФБМШОПЗП, ВМЙЦЕ ДБЦЕ УБНПЗП УЕВС, РПФПНХ ЮФП ПО ОЙ ОБ УЕЛХОДХ ОЕ РЕТЕУФБЧБМ ЮХЧУФЧПЧБФШ, ЮФП ПО ЮЕН-ФП ПВСЪБО РЕТЕД ОЙНЙ; ОП ПО, ЛБЪБМПУШ, ОЕ НПЗ ХЦЕ ОЙЮЕЗП УДЕМБФШ ДМС ОЙИ, ПО ХЦЕ ОЕ ТХЛПЧПДЙМ ЙНЙ, Й ФПМШЛП УБНЙ ПОЙ ЕЭЕ ОЕ ЪОБМЙ ЬФПЗП Й РПЛПТОП ФСОХМЙУШ ЪБ ОЙН, ЛБЛ УФБДП, РТЙЧЩЛЫЕЕ Л УЧПЕНХ ЧПЦБЛХ. й ЬФП ВЩМП ЛБЛ ТБЪ ФП УБНПЕ УФТБЫОПЕ, ЮЕЗП ПО ВПМШЫЕ ЧУЕЗП ВПСМУС, ЛПЗДБ ЧЮЕТБЫОЙН ХФТПН ДХНБМ П УНЕТФЙ нЕФЕМЙГЩ...

пО РЩФБМУС ЧЪСФШ УЕВС Ч ТХЛЙ, УПУТЕДПФПЮЙФШУС ОБ ЮЕН-ОЙВХДШ РТБЛФЙЮЕУЛЙ ОЕПВИПДЙНПН, ОП НЩУМШ ЕЗП УВЙЧБМБУШ Й РХФБМБУШ, ЗМБЪБ УМЙРБМЙУШ, Й УФТБООЩЕ ПВТБЪЩ, ПВТЩЧЛЙ ЧПУРПНЙОБОЙК, УНХФОЩЕ ПЭХЭЕОЙС ПЛТХЦБАЭЕЗП, ФХНБООЩЕ Й РТПФЙЧПТЕЮЙЧЩЕ, ЛМХВЙМЙУШ Ч ЕЗП УПЪОБОЙЙ ВЕУРТЕТЩЧОП УНЕОСАЭЙНУС, ВЕЪЪЧХЮОЩН Й ВЕУРМПФОЩН ТПЕН... "ъБЮЕН ЬФБ ДМЙООБС, ВЕУЛПОЕЮОБС ДПТПЗБ, Й ЬФБ НПЛТБС МЙУФЧБ, Й ОЕВП, ФБЛПЕ НЕТФЧПЕ Й ОЕОХЦОПЕ НОЕ ФЕРЕТШ?.. юФП С ПВСЪБО ФЕРЕТШ ДЕМБФШ?.. дБ, С ПВСЪБО ЧЩКФЙ Ч фХДП-чБЛУЛХА ДПМЙОХ... ЧБЛ...УЛХА ДПМЙОХ... ЛБЛ ЬФП УФТБООП - ЧБЛ...УЛХА ДПМЙОХ... оП ЛБЛ С ХУФБМ, ЛБЛ НОЕ ИПЮЕФУС УРБФШ! юФП НПЗХФ ЕЭЕ ИПФЕФШ ПФ НЕОС ЬФЙ МАДЙ, ЛПЗДБ НОЕ ФБЛ ИПЮЕФУС УРБФШ?.. пО ЗПЧПТЙФ - ДПЪПТ... дБ, ДБ, Й ДПЪПТ... Х ОЕЗП ФБЛБС ЛТХЗМБС Й ДПВТБС ЗПМПЧБ, ЛБЛ Х НПЕЗП УЩОБ, Й, ЛПОЕЮОП, ОХЦОП РПУМБФШ ДПЪПТ, Б ХЦ РПФПН УРБФШ... УРБФШ... Й ДБЦЕ ОЕ ФБЛБС, ЛБЛ Х НПЕЗП УЩОБ, Б... ЮФП?.."

ЮФП ФЩ УЛБЪБМ? - УРТПУЙМ ПО ЧДТХЗ, РПДОСЧ ЗПМПЧХ. тСДПН У ОЙН ЕИБМ вБЛМБОПЧ.

С ЗПЧПТА, ОБДП ВЩ ДПЪПТ РПУМБФШ.

ДБ, ДБ, ОБДП РПУМБФШ; ТБУРПТСДЙУШ, РПЦБМХКУФБ... юЕТЕЪ НЙОХФХ ЛФП-ФП ПВПЗОБМ мЕЧЙОУПОБ ХУФБМПК ТЩУША, мЕЧЙОУПО РТПЧПДЙМ ЗМБЪБНЙ УЗПТВМЕООХА УРЙОХ Й ХЪОБМ нЕЮЙЛБ. еНХ РПЛБЪБМПУШ ЮФП-ФП ОЕРТБЧЙМШОПЕ Ч ФПН, ЮФП нЕЮЙЛ ЕДЕФ Ч ДПЪПТ, ОП ПО ОЕ УНПЗ ЪБУФБЧЙФШ УЕВС ТБЪПВТБФШУС Ч ЬФПК ОЕРТБЧЙМШОПУФЙ Й ФПФЮБУ ЦЕ ЪБВЩМ ПВ ЬФПН. рПФПН ЕЭЕ ЛФП-ФП РТПЕИБМ НЙНП.

НПТПЪЛБ! - ЛТЙЛОХМ вБЛМБОПЧ ЧУМЕД ХЕЪЦБЧЫЕНХ. чЩ ЧУЕ-ФБЛЙ ОЕ ФЕТСКФЕ ДТХЗ ДТХЦЛХ ЙЪ ЧЙДХ... "тБЪЧЕ ПО ПУФБМУС Ч ЦЙЧЩИ? - РПДХНБМ мЕЧЙОУПО. - б дХВПЧ РПЗЙВ... вЕДОЩК дХВПЧ... оП ЮФП ЦЕ УМХЮЙМПУШ У нПТПЪЛПК?.. бИ, ДБ - ЬФП ВЩМП У ОЙН ЧЮЕТБ ЧЕЮЕТПН. иПТПЫП, ЮФП С ОЕ ЧЙДЕМ ЕЗП ФПЗДБ..." нЕЮЙЛ, ПФЯЕИБЧЫЙК ХЦЕ ДПЧПМШОП ДБМЕЛП, ПЗМСОХМУС: нПТПЪЛБ ЕИБМ УБЦЕОСИ Ч РСФЙДЕУСФЙ ПФ ОЕЗП, ПФТСД ФПЦЕ ВЩМ ЕЭЕ ЧЙДЕО. рПФПН Й ПФТСД Й нПТПЪЛБ УЛТЩМЙУШ ЪБ РПЧПТПФПН. оЙЧЛБ ОЕ ИПФЕМБ ВЕЦБФШ ТЩУША, Й нЕЮЙЛ НБЫЙОБМШОП РПДЗПОСМ ЕЕ: ПО РМПИП РПОЙНБМ, ЪБЮЕН ЕЗП РПУМБМЙ ЧРЕТЕД, ОП ЕНХ ЧЕМЕМЙ ЕИБФШ ТЩУША, Й ПО РПДЮЙОСМУС. дПТПЗБ ЧЙМБУШ РП ЧМБЦОЩН ЛПУПЗПТБН, ЗХУФП ЪБТПУЫЙН ДХВОСЛПН Й ЛМЕОПН, ЕЭЕ ИТБОЙЧЫЙН ВБЗТСОХА МЙУФЧХ. оЙЧЛБ РХЗМЙЧП ЧЪДТБЗЙЧБМБ Й ЦБМБУШ Л ЛХУФБН. оБ РПДЯЕНЕ ПОБ РПЫМБ ЫБЗПН. нЕЮЙЛ, ЪБДТЕНБЧЫЙК Ч УЕДМЕ, ВПМШЫЕ ОЕ ФТПЗБМ ЕЕ. йОПЗДБ ПО РТЙИПДЙМ Ч УЕВС Й У ОЕДПХНЕОЙЕН ЧЙДЕМ ЧПЛТХЗ ЧУЕ ФХ ЦЕ ОЕРТПИПДЙНХА ЮБЭХ. еК ОЕ ВЩМП ОЙ ЛПОГБ, ОЙ ОБЮБМБ, ЛБЛ ОЕ ВЩМП ОЙ ЛПОГБ, ОЙ ОБЮБМБ ФПНХ УПООПНХ, ФХРПНХ, ОЕ УЧСЪБООПНХ У ПЛТХЦБАЭЙН НЙТПН УПУФПСОЙА, Ч ЛПФПТПН ПО УБН ОБИПДЙМУС. чДТХЗ оЙЧЛБ ЙУРХЗБООП ЖЩТЛОХМБ Й ЫБТБИОХМБУШ Ч ЛХУФЩ, РТЙЦБЧ нЕЮЙЛБ Л ЛБЛЙН-ФП ЗЙВЛЙН РТХФШСН... пО ЧУЛЙОХМ ЗПМПЧХ, Й УПООПЕ УПУФПСОЙЕ НЗОПЧЕООП РПЛЙОХМП ЕЗП, УНЕОЙЧЫЙУШ ЮХЧУФЧПН ОЙ У ЮЕН ОЕ УТБЧОЙНПЗП ЦЙЧПФОПЗП ХЦБУБ: ОБ ДПТПЗЕ Ч ОЕУЛПМШЛЙИ ЫБЗБИ ПФ ОЕЗП УФПСМЙ ЛБЪБЛЙ.

УМЕЪБК!.. - УЛБЪБМ ПДЙО РТЙДХЫЕООЩН УЧЙУФСЭЙН ЫЕРПФПН. лФП-ФП УИЧБФЙМ оЙЧЛХ РПД ХЪДГЩ. нЕЮЙЛ, ФЙИП ЧУЛТЙЛОХЧ, УПУЛПМШЪОХМ У УЕДМБ Й, УДЕМБЧ ОЕУЛПМШЛП ХОЙЪЙФЕМШОЩИ ФЕМПДЧЙЦЕОЙК, ЧДТХЗ УФТЕНЙФЕМШОП РПЛБФЙМУС ЛХДБ-ФП РПД ПФЛПУ. пО ВПМШОП ХДБТЙМУС ТХЛБНЙ Ч НПЛТХА ЛПМПДХ, ЧУЛПЮЙМ, РПУЛПМШЪОХМУС, - ОЕУЛПМШЛП УЕЛХОД, ПОЕНЕЧ ПФ ХЦБУБ, ВБТБИФБМУС ОБ ЮЕФЧЕТЕОШЛБИ Й, ЧЩРТБЧЙЧЫЙУШ ОБЛПОЕГ, РПВЕЦБМ ЧДПМШ РП ПЧТБЗХ, ОЕ ЮХЧУФЧХС УЧПЕЗП ФЕМБ, ИЧБФБСУШ ТХЛБНЙ ЪБ ЮФП РПРБМП Й ДЕМБС ОЕЧЕТПСФОЩЕ РТЩЦЛЙ. ъБ ОЙН ЗОБМЙУШ: УЪБДЙ ФТЕЭБМЙ ЛХУФЩ Й ЛФП-ФП ТХЗБМУС У ЪМПВОЩНЙ РТЙДЩИБОЙСНЙ... нПТПЪЛБ, ЪОБС, ЮФП ЧРЕТЕДЙ ЕЭЕ ПДЙО ДПЪПТОЩК, ФПЦЕ РМПИП УМЕДЙМ ЪБ ФЕН, ЮФП ФЧПТЙМПУШ ЧПЛТХЗ ОЕЗП. пО ОБИПДЙМУС Ч ФПН УПУФПСОЙЙ ЛТБКОЕК ХУФБМПУФЙ, ЛПЗДБ УПЧЕТЫЕООП ЙУЮЕЪБАФ ЧУСЛЙЕ, ДБЦЕ УБНЩЕ ЧБЦОЩЕ ЮЕМПЧЕЮЕУЛЙЕ НЩУМЙ Й ПУФБЕФУС ПДОП ОЕРПУТЕДУФЧЕООПЕ ЦЕМБОЙЕ ПФДЩИБ - ПФДЩИБ ЧП ЮФП ВЩ ФП ОЙ УФБМП. пО ОЕ ДХНБМ ВПМШЫЕ ОЙ П УЧПЕК ЦЙЪОЙ, ОЙ П чБТЕ, ОЙ П ФПН, ЛБЛ ВХДЕФ ПФОПУЙФШУС Л ОЕНХ зПОЮБТЕОЛП, ПО ДБЦЕ ОЕ ЙНЕМ УЙМ ЦБМЕФШ П УНЕТФЙ дХВПЧБ, ИПФС дХВПЧ ВЩМ ПДОЙН ЙЪ УБНЩИ ВМЙЪЛЙИ ЕНХ МАДЕК, - ПО ДХНБМ ФПМШЛП П ФПН, ЛПЗДБ ЦЕ ОБЛПОЕГ ПФЛТПЕФУС РЕТЕД ОЙН ПВЕФПЧБООБС ЪЕНМС, ЗДЕ НПЦОП ВХДЕФ РТЙЛМПОЙФШ ЗПМПЧХ. ьФБ ПВЕФПЧБООБС ЪЕНМС РТЕДУФБЧМСМБУШ ЕНХ Ч ЧЙДЕ ВПМШЫПК Й НЙТОПК, ЪБМЙФПК УПМОГЕН ДЕТЕЧОЙ, РПМОПК ЦХАЭЙИ ЛПТПЧ Й ИПТПЫЙИ МАДЕК, РБИОХЭЕК УЛПФПН Й УЕОПН. пО ЪБТБОЕЕ РТЕДЧЛХЫБМ, ЛБЛ ПО РТЙЧСЦЕФ МПЫБДШ, ОБРШЕФУС НПМПЛБ У ЛХУЛПН РБИХЮЕЗП ТЦБОПЗП ИМЕВБ, Б РПФПН ЪБВЕТЕФУС ОБ УЕОПЧБМ Й ЛТЕРЛП ЪБУОЕФ, РПДЧЕТОХЧ ЗПМПЧХ, ОБРОХЧ ОБ РСФЛЙ ФЕРМХА ЫЙОЕМШ... й ЛПЗДБ ЧОЕЪБРОП ЧЩТПУМЙ РЕТЕД ОЙН ЦЕМФЩЕ ПЛПМЩЫЙ ЛБЪБЮШЙИ ЖХТБЦЕЛ Й йХДБ РПРСФЙМУС ОБЪБД, ЧУБДЙЧ ЕЗП Ч ЛХУФЩ ЛБМЙОЩ, ЛТПЧБЧП ЪБФТЕРЕФБЧЫЙЕ РЕТЕД ЗМБЪБНЙ, - ЬФП ТБДПУФОПЕ ЧЙДЕОЙЕ ВПМШЫПК, ЪБМЙФПК УПМОГЕН ДЕТЕЧОЙ ФБЛ Й УМЙМПУШ У НЗОПЧЕООЩН ПЭХЭЕОЙЕН ОЕУМЩИБООПЗП ЗОХУОПЗП РТЕДБФЕМШУФЧБ, ФПМШЛП ЮФП УПЧЕТЫЕООПЗП ЪДЕУШ...

УВЕЦБМ, ЗБД... - УЛБЪБМ нПТПЪЛБ, ЧДТХЗ У ОЕПВЩЮБКОПК СУОПУФША РТЕДУФБЧЙЧ УЕВЕ РТПФЙЧОЩЕ Й ЮЙУФЩЕ ЗМБЪБ нЕЮЙЛБ Й ЙУРЩФЩЧБС Ч ФП ЦЕ ЧТЕНС ЮХЧУФЧП ЭЕНСЭЕК ФПУЛМЙЧПК ЦБМПУФЙ Л УЕВЕ Й Л МАДСН, ЛПФПТЩЕ ЕИБМЙ РПЪБДЙ ОЕЗП. еНХ ЦБМШ ВЩМП ОЕ ФПЗП, ЮФП ПО ХНТЕФ УЕКЮБУ, ФП ЕУФШ РЕТЕУФБОЕФ ЮХЧУФЧПЧБФШ, УФТБДБФШ Й ДЧЙЗБФШУС, - ПО ДБЦЕ ОЕ НПЗ РТЕДУФБЧЙФШ УЕВС Ч ФБЛПН ОЕПВЩЮБКОПН Й УФТБООПН РПМПЦЕОЙЙ, РПФПНХ ЮФП Ч ЬФХ НЙОХФХ ПО ЕЭЕ ЦЙМ, УФТБДБМ Й ДЧЙЗБМУС, - ОП ПО СУОП РПОСМ, ЮФП ОЙЛПЗДБ ОЕ ХЧЙДЕФШ ЕНХ ЪБМЙФПК УПМОГЕН ДЕТЕЧОЙ Й ЬФЙИ ВМЙЪЛЙИ, ДПТПЗЙИ МАДЕК, ЮФП ЕИБМЙ РПЪБДЙ ОЕЗП. оП ПО ФБЛ СТЛП ЮХЧУФЧПЧБМ ЙИ Ч УЕВЕ, ЬФЙИ ХУФБЧЫЙИ, ОЙЮЕЗП ОЕ РПДПЪТЕЧБАЭЙИ, ДПЧЕТЙЧЫЙИУС ЕНХ МАДЕК, ЮФП Ч ОЕН ОЕ ЪБТПДЙМПУШ НЩУМЙ П ЛБЛПК-МЙВП ЙОПК ЧПЪНПЦОПУФЙ ДМС УЕВС, ЛТПНЕ ЧПЪНПЦОПУФЙ ЕЭЕ РТЕДХРТЕДЙФШ ЙИ ПВ ПРБУОПУФЙ... пО ЧЩИЧБФЙМ ТЕЧПМШЧЕТ Й, ЧЩУПЛП РПДОСЧ ЕЗП ОБД ЗПМПЧПК, ЮФПВЩ ВЩМП УМЩЫОЕЕ, ЧЩУФТЕМЙМ ФТЙ ТБЪБ, ЛБЛ ВЩМП ХУМПЧМЕОП... ч ФП ЦЕ НЗОПЧЕОШЕ ЮФП-ФП ЪЧХЮОП УЧЕТЛОХМП, БИОХМП, НЙТ ФПЮОП ТБУЛПМПМУС ОБДЧПЕ, Й ПО ЧНЕУФЕ У йХДПК ХРБМ Ч ЛХУФЩ, ЪБРТПЛЙОХЧ ЗПМПЧХ. лПЗДБ мЕЧЙОУПО ХУМЩЫБМ ЧЩУФТЕМЩ, - ПОЙ РТПЪЧХЮБМЙ ФБЛ ОЕПЦЙДБООП Й ВЩМЙ ФБЛ ОЕЧПЪНПЦОЩ Ч ФЕРЕТЕЫОЕН ЕЗП УПУФПСОЙЙ, ЮФП ПО ДБЦЕ ОЕ ЧПУРТЙОСМ ЙИ. пО ФПМШЛП ФПЗДБ РПОСМ ЙИ ЪОБЮЕОЙЕ, ЛПЗДБ ТБЪДБМУС ЪБМР РП нПТПЪЛЕ, Й МПЫБДЙ УФБМЙ ЛБЛ ЧЛПРБООЩЕ, ЧУЛЙОХЧ ЗПМПЧЩ, ОБУФПТПЦЙЧ ХЫЙ. пО ВЕУРПНПЭОП ПЗМСОХМУС, ЧРЕТЧЩЕ ЙЭБ РПДДЕТЦЛЙ УП УФПТПОЩ, ОП Ч ФПН ЕДЙОПН, УФТБЫОПН, ОЕНП-ЧПРТПЫБАЭЕН МЙГЕ, Ч ЛПФПТПЕ УМЙМЙУШ ДМС ОЕЗП РПВМЕДОЕЧЫЙЕ Й ЧЩФСОХЧЫЙЕУС МЙГБ РБТФЙЪБО, - ПО РТПЮЕМ ФП ЦЕ ЕДЙОУФЧЕООПЕ ЧЩТБЦЕОЙЕ ВЕУРПНПЭОПУФЙ Й УФТБИБ... "чПФ ПОП - ФП, ЮЕЗП С ВПСМУС", - РПДХНБМ ПО Й УДЕМБМ ФБЛПК ЦЕУФ ТХЛПК, ФПЮОП ЙУЛБМ Й ОЕ ОБЫЕМ, ЪБ ЮФП ВЩ ХИЧБФЙФШУС... й ЧДТХЗ ПО УПЧЕТЫЕООП ПФЮЕФМЙЧП ХЧЙДЕМ РЕТЕД УПВПК РТПУФПЕ, НБМШЮЙЫЕУЛПЕ, ОЕНОПЗП ДБЦЕ ОБЙЧОПЕ, ОП ЮЕТОПЕ Й РПЗТХВЕЧЫЕЕ ПФ ХУФБМПУФЙ Й ДЩНБ МЙГП вБЛМБОПЧБ. вБЛМБОПЧ, ДЕТЦБ Ч ПДОПК ТХЛЕ ТЕЧПМШЧЕТ, Б ДТХЗПК ЛТЕРЛП ЧГЕРЙЧЫЙУШ Ч МПЫБДЙОХА ИПМЛХ, ФБЛ ЮФП ОБ ОЕК СЧУФЧЕООП ПФРЕЮБФБМЙУШ ЕЗП ЛПТПФЛЙЕ НБМШЮЙЫЕУЛЙЕ РБМШГЩ, ОБРТСЦЕООП УНПФТЕМ Ч ФХ УФПТПОХ, ПФЛХДБ РТПЪЧХЮБМ ЪБМР. й ЕЗП ОБЙЧОПЕ УЛХМБУФПЕ МЙГП, УМЕЗЛБ РПДБЧЫЕЕУС ЧРЕТЕД, ЧЩЦЙДБС РТЙЛБЪБ, ЗПТЕМП ФПК РПДМЙООПК Й ЧЕМЙЮБКЫЕК ЙЪ УФТБУФЕК, ЧП ЙНС ЛПФПТПК УЗЙВМЙ МХЮЫЙЕ МАДЙ ЙЪ ЙИ ПФТСДБ. мЕЧЙОУПО ЧЪДТПЗОХМ Й ЧЩРТСНЙМУС, Й ЮФП-ФП ВПМШОП Й УМБДЛП ЪБЪЧЕОЕМП Ч ОЕН. чДТХЗ ПО ЧЩИЧБФЙМ ЫБЫЛХ Й ФПЦЕ РПДБМУС ЧРЕТЕД У ЪБВМЕУФЕЧЫЙНЙ ЗМБЪБНЙ.

ОБ РТПТЩЧ, ДБ? - ИТЙРМП УРТПУЙМ ПО Х вБЛМБОПЧБ, ОЕПЦЙДБООП РПДОСЧ ЫБЫЛХ ОБД ЗПМПЧПК, ФБЛ ЮФП ПОБ ЧУС ЪБУЙСМБ ОБ УПМОГЕ. й ЛБЦДЩК РБТФЙЪБО, ХЧЙДЕЧ ЕЕ, ФПЦЕ ЧЪДТПЗОХМ Й ЧЩФСОХМУС ОБ УФТЕНЕОБИ. вБЛМБОПЧ, УЧЙТЕРП РПЛПУЙЧЫЙУШ ОБ ЫБЫЛХ, ЛТХФП ПВЕТОХМУС Л ПФТСДХ Й ЛТЙЛОХМ ЮФП-ФП РТПОЪЙФЕМШОПЕ Й ТЕЪЛПЕ, ЮЕЗП мЕЧЙОУПО ХЦЕ ОЕ НПЗ ТБУУМЩЫБФШ, РПФПНХ ЮФП Ч ЬФП НЗОПЧЕОЙЕ, РПДИЧБЮЕООЩК ФПК ЧОХФТЕООЕК УЙМПК, ЮФП ХРТБЧМСМБ вБЛМБОПЧЩН Й ЮФП ЪБУФБЧЙМБ ЕЗП УБНПЗП РПДОСФШ ЫБЫЛХ, ПО РПНЮБМУС РП ДПТПЗЕ, ЮХЧУФЧХС, ЮФП ЧЕУШ ПФТСД ДПМЦЕО УЕКЮБУ ЛЙОХФШУС, ЪБ ОЙН... лПЗДБ ЮЕТЕЪ ОЕУЛПМШЛП НЙОХФ ПО ПЗМСОХМУС, МАДЙ ДЕКУФЧЙФЕМШОП НЮБМЙУШ УМЕДПН, РТЙЗОХЧЫЙУШ Л УЕДМБН, ЧЩУФБЧЙЧ УФТЕНЙФЕМШОЩЕ РПДВПТПДЛЙ, Й Ч ЗМБЪБИ Х ОЙИ УФПСМП ФП ОБРТСЦЕООПЕ Й УФТБУФОПЕ ЧЩТБЦЕОЙЕ, ЛБЛПЕ ПО ЧЙДЕМ Х вБЛМБОПЧБ. ьФП ВЩМП РПУМЕДОЕЕ УЧСЪОПЕ ЧРЕЮБФМЕОЙЕ, ЛБЛПЕ УПИТБОЙМПУШ Х мЕЧЙОУПОБ, РПФПНХ ЮФП Ч ФХ ЦЕ УЕЛХОДХ ЮФПФП ПУМЕРЙФЕМШОП ЗТПИПЮХЭЕЕ ПВТХЫЙМПУШ ОБ ОЕЗП ХДБТЙМП, ЪБЧЕТФЕМП, УНСМП, - Й ПО, ХЦЕ ОЕ УПЪОБЧБС УЕВС, ОП ЮХЧУФЧХС, ЮФП ЕЭЕ ЦЙЧЕФ, РПМЕФЕМ ОБД ЛБЛПК-ФП ПТБОЦЕЧПК ЛЙРСЭЕК РТПРБУФША. нЕЮЙЛ ОЕ ПЗМСДЩЧБМУС Й ОЕ УМЩЫБМ РПЗПОЙ, ОП ПО ЪОБМ, ЮФП ЗПОСФУС ЪБ ОЙН, Й, ЛПЗДБ ПДЙО ЪБ ДТХЗЙН РТПЪЧХЮБМЙ ФТЙ ЧЩУФТЕМБ Й ЗТСОХМ ЪБМР, ЕНХ РПЛБЪБМПУШ, ЮФП ЬФП УФТЕМСАФ Ч ОЕЗП, Й ПО РТЙРХУФЙМ ЕЭЕ ВЩУФТЕЕ. чОЕЪБРОП ПЧТБЗ ТБЪДБМУС ОЕЫЙТПЛПК МЕУЙУФПК ДПМЙОПК. нЕЮЙЛ УЧПТБЮЙЧБМ ФП ЧРТБЧП, ФП ЧМЕЧП, РПЛБ ЧДТХЗ УОПЧБ ОЕ РПЛБФЙМУС ЛХДБ-ФП РПД ПФЛПУ. ч ЬФП ЧТЕНС ЗТСОХМ ОПЧЩК ЪБМР, ЗПТБЪДП ВПМШЫЕК ЗХУФПФЩ Й УЙМЩ, РПФПН ЕЭЕ Й ЕЭЕ, ВЕЪ РЕТЕТЩЧБ, - ЧЕУШ МЕУ ЪБЗПЧПТЙМ Й ПЦЙМ... "бК, ВПЦЕ НПК, ВПЦЕ НПК... бК-БК... ВПЦЕ НПК..." - ФП ЫЕРФБМ, ФП ЧУЛТЙЛЙЧБМ нЕЮЙЛ, ЧЪДТБЗЙЧБС ПФ ЛБЦДПЗП ОПЧПЗП ПЗМХЫЙФЕМШОПЗП ЪБМРБ Й ОБТПЮОП ФБЛ ЦБМЛП ЛТЙЧС УЧПЕ ЙУГБТБРБООПЕ МЙГП, ЛБЛ ЬФП ДЕМБАФ ДЕФЙ, ЛПЗДБ ЙН ИПЮЕФУС ЧЩЪЧБФШ УМЕЪЩ. оП ЗМБЪБ ЕЗП ВЩМЙ ПФЧТБФЙФЕМШОП, РПУФЩДОП УХИЙ. пО ЧУЕ ЧТЕНС ВЕЦБМ, ОБРТСЗБС РПУМЕДОЙЕ УЙМЩ. уФТЕМШВБ УФБМБ ЪБФЙИБФШ, ПОБ ФПЮОП ОБРТБЧЙМБУШ Ч ДТХЗХА УФПТПОХ. рПФПН ПОБ Й ЧПЧУЕ УНПМЛМБ. нЕЮЙЛ ОЕУЛПМШЛП ТБЪ ПЗМСОХМУС: РПЗПОЙ ВПМШЫЕ ОЕ ВЩМП. оЙЮФП ОЕ ОБТХЫБМП ФПК ПФДБМЕООП-ЗХМЛПК ФЙЫЙОЩ, ЮФП ОБУФХРЙМБ ЧПЛТХЗ. пО, ЪБДЩИБСУШ, УЧБМЙМУС ЪБ РЕТЧЩН РПРБЧЫЙНУС ЛХУФПН. уЕТДГЕ ЕЗП ХЮБЭЕООП ВЙМПУШ. уЧЕТОХЧЫЙУШ ЛБМБЮЙЛПН, РПДМПЦЙЧ РПД ЭЕЛХ ЛЙУФЙ ТХЛ Й ОБРТСЦЕООП ЗМСДС РЕТЕД УПВПК, ПО ОЕУЛПМШЛП НЙОХФ МЕЦБМ ВЕЪ ДЧЙЦЕОЙС. ыБЗБИ Ч ДЕУСФЙ ПФ ОЕЗП, ОБ ЗПМПК ФПОЕОШЛПК ВЕТЕЪЛЕ, УПЗОХЧЫЕКУС ДП УБНПК ЪЕНМЙ Й ПУЧЕЭЕООПК УПМОГЕН, УЙДЕМ РПМПУБФЩК ВХТХОДХЮПЛ Й УНПФТЕМ ОБ ОЕЗП ОБЙЧОЩНЙ ЦЕМФПЧБФЩНЙ ЗМБЪЛБНЙ. чДТХЗ нЕЮЙЛ ВЩУФТП УЕМ, УИЧБФЙЧЫЙУШ ЪБ ЗПМПЧХ, Й ЗТПНЛП ЪБУФПОБМ. вХТХОДХЮПЛ, ЙУРХЗБООП РЙУЛОХЧ, УРТЩЗОХМ Ч ФТБЧХ. зМБЪБ нЕЮЙЛБ УДЕМБМЙУШ УПЧУЕН ВЕЪХНОЩНЙ. пО ЛТЕРЛП ЧГЕРЙМУС Ч ЧПМПУЩ ЙУУФХРМЕООЩНЙ РБМШГБНЙ Й У ЦБМПВОЩН ЧПЕН РПЛБФЙМУС РП ЪЕНМЕ... "юФП С ОБДЕМБМ... П-ПП... ЮФП С ОБДЕМБМ, - РПЧФПТСМ ПО, РЕТЕЛБФЩЧБСУШ ОБ МПЛФСИ Й ЦЙЧПФЕ Й У ЛБЦДЩН НЗОПЧЕОЙЕН ЧУЕ СУОЕК, ХВЙКУФЧЕООЕК Й ЦБМПВОЕК РТЕДУФБЧМСС УЕВЕ ЙУФЙООПЕ ЪОБЮЕОЙЕ УЧПЕЗП ВЕЗУФЧБ, РЕТЧЩИ ФТЕИ ЧЩУФТЕМПЧ Й ЧУЕК РПУМЕДХАЭЕК УФТЕМШВЩ. - юФП С ОБДЕМБМ, ЛБЛ НПЗ С ЬФП УДЕМБФШ, - С, ФБЛПК ИПТПЫЙК Й ЮЕУФОЩК Й ОЙЛПНХ ОЕ ЦЕМБЧЫЙК ЪМБ, - ПП-П... ЛБЛ НПЗ С ЬФП УДЕМБФШ!" юЕН ПФЧТБФЙФЕМШОЕК Й РПДМЕЕ ЧЩЗМСДЕМ ЕЗП РПУФХРПЛ, ФЕН МХЮЫЕ, ЮЙЭЕ, ВМБЗПТПДОЕК ЛБЪБМУС ПО УБН УЕВЕ ДП УПЧЕТЫЕОЙС ЬФПЗП РПУФХРЛБ. й НХЮЙМУС ПО ОЕ УФПМШЛП РПФПНХ, ЮФП ЙЪ-ЪБ ЬФПЗП ЕЗП РПУФХРЛБ РПЗЙВМЙ ДЕУСФЛЙ ДПЧЕТЙЧЫЙИУС ЕНХ МАДЕК, УЛПМШЛП РПФПНХ, ЮФП ОЕУНЩЧБЕНП-ЗТСЪОПЕ, ПФЧТБФЙФЕМШОПЕ РСФОП ЬФПЗП РПУФХРЛБ РТПФЙЧПТЕЮЙМП ЧУЕНХ ФПНХ ИПТПЫЕНХ Й ЮЙУФПНХ, ЮФП ПО ОБИПДЙМ Ч УЕВЕ. пО НБЫЙОБМШОП ЧЩФБЭЙМ ТЕЧПМШЧЕТ Й ДПМЗП У ОЕДПХНЕОЙЕН Й ХЦБУПН ЗМСДЕМ ОБ ОЕЗП. оП ПО РПЮХЧУФЧПЧБМ, ЮФП ОЙЛПЗДБ ОЕ ХВШЕФ, ОЕ УНПЦЕФ ХВЙФШ УЕВС, РПФПНХ ЮФП ВПМШЫЕ ЧУЕЗП ОБ УЧЕФЕ ПО МАВЙМ ЧУЕ-ФБЛЙ УБНПЗП УЕВС УЧПА ВЕМХА Й ЗТСЪОХА ОЕНПЭОХА ТХЛХ, УЧПК УФПОХЭЙК ЗПМПУ, УЧПЙ УФТБДБОЙС, УЧПЙ РПУФХРЛЙ - ДБЦЕ УБНЩЕ ПФЧТБФЙФЕМШОЩЕ ЙЪ ОЙИ. й ПО У ЧПТПЧБФЩН, ФЙИПОШЛЙН РБУЛХДУФЧПН, НМЕС ПФ ПДОПЗП ПЭХЭЕОЙС ТХЦЕКОПЗП НБУМБ, УФБТБСУШ ДЕМБФШ ЧЙД, ВХДФП ОЙЮЕЗП ОЕ ЪОБЕФ, РПУРЕЫОП УРТСФБМ ТЕЧПМШЧЕТ Ч ЛБТНБО. пО ХЦЕ ОЕ УФПОБМ Й ОЕ РМБЛБМ. ъБЛТЩЧ МЙГП ТХЛБНЙ, ПО ФЙИП МЕЦБМ ОБ ЦЙЧПФЕ, Й ЧУЕ, ЮФП ПО РЕТЕЦЙМ ЪБ РПУМЕДОЙЕ НЕУСГЩ, ЛПЗДБ ХЫЕМ ЙЪ ЗПТПДБ, ЧОПЧШ РТПИПДЙМП РЕТЕД ОЙН ХУФБМПК Й ЗТХУФОПК ЮЕТЕДПК: ЕЗП ОБЙЧОЩЕ НЕЮФБОЙС, ЛПФПТЩИ ПО УФЩДЙМУС ФЕРЕТШ, ВПМШ РЕТЧЩИ ЧУФТЕЮ Й РЕТЧЩИ ТБО, нПТПЪЛБ, ЗПУРЙФБМШ, УФБТЩК рЙЛБ У УЕТЕВТСОЩНЙ ЧПМПУЙЛБНЙ, РПЛПКОЩК жТПМПЧ, чБТС У ВПМШЫЙНЙ, ЗТХУФОЩНЙ, ОЕРПЧФПТЙНЩНЙ ЗМБЪБНЙ Й ЬФПФ РПУМЕДОЙК ХЦБУОЩК РЕТЕИПД ЮЕТЕЪ ФТСУЙОХ, РЕТЕД ЛПФПТЩН ФХУЛОЕМП ЧУЕ ПУФБМШОПЕ. "с ОЕ ИПЮХ ВПМШЫЕ РЕТЕОПУЙФШ ЬФП", - РПДХНБМ нЕЮЙЛ У ОЕПЦЙДБООПК РТСНПФПК Й ФТЕЪЧПУФША, Й ЕНХ УФБМП ПЮЕОШ ЦБМЛП УБНПЗП УЕВС. "с ОЕ Ч УПУФПСОЙЙ ВПМШЫЕ ЧЩОЕУФЙ ЬФП, С ОЕ НПЗХ ВПМШЫЕ ЦЙФШ ФБЛПК ОЙЪЛПК, ОЕЮЕМПЧЕЮЕУЛПК, ХЦБУОПК ЦЙЪОША", - РПДХНБМ ПО УОПЧБ, ЮФПВЩ ЕЭЕ УЙМШОЕК ТБЪЦБМПВЙФШУС Й Ч УЧЕФЕ ЬФЙИ ЦБМЛЙИ НЩУМЕК УИПТПОЙФШ УПВУФЧЕООХА ОБЗПФХ Й РПДМПУФШ. пО ЧУЕ ЕЭЕ ПУХЦДБМ УЕВС Й ЛБСМУС, ОП ХЦЕ ОЕ НПЗ РПДБЧЙФШ Ч УЕВЕ МЙЮОЩИ ОБДЕЦД Й ТБДПУФЕК, ЛПФПТЩЕ УТБЪХ ЪБЫЕЧЕМЙМЙУШ Ч ОЕН, ЛПЗДБ ПО РПДХНБМ П ФПН, ЮФП ФЕРЕТШ ПО УПЧЕТЫЕООП УЧПВПДЕО Й НПЦЕФ ЙДФЙ ФХДБ, ЗДЕ ОЕФ ЬФПК ХЦБУОПК ЦЙЪОЙ Й ЗДЕ ОЙЛФП ОЕ ЪОБЕФ П ЕЗП РПУФХРЛЕ. "фЕРЕТШ С ХКДХ Ч ЗПТПД, НОЕ ОЙЮЕЗП ОЕ ПУФБЕФУС, ЛБЛ ФПМШЛП ХКФЙ ФХДБ", - РПДХНБМ ПО, УФБТБСУШ РТЙДБФШ ЬФПНХ ПФФЕОПЛ ЗТХУФОПК ОЕПВИПДЙНПУФЙ Й У ФТХДПН РПДБЧМСС ЮХЧУФЧП ТБДПУФЙ, УФЩДБ Й УФТБИБ ЪБ ФП, ЮФП ЬФП НПЦЕФ ОЕ ПУХЭЕУФЧЙФШУС. уПМОГЕ РЕТЕЧБМЙМП ОБ ФХ УФПТПОХ УПЗОХЧЫЕКУС ФПОЕОШЛПК ВЕТЕЪЛЙ, - ПОБ ВЩМБ ФЕРЕТШ ЧУС Ч ФЕОЙ. нЕЮЙЛ ЧЩОХМ ТЕЧПМШЧЕТ Й ДБМЕЛП ЪБВТПУЙМ ЕЗП Ч ЛХУФЩ. рПФПН ПО ПФЩУЛБМ ТПДОЙЮПЛ, ХНЩМУС Й УЕМ ЧПЪМЕ ОЕЗП. пО ЧУЕ ЕЭЕ ОЕ ТЕЫБМУС ЧЩКФЙ ОБ ДПТПЗХ. "чДТХЗ ФБН ВЕМЩЕ?.." - ДХНБМ ПО ФПУЛМЙЧП. уМЩЫОП ВЩМП, ЛБЛ ФЙИП-ФЙИП ЦХТЮБМ Ч ФТБЧЕ НБМАУЕОШЛЙК ТПДОЙЮПЛ... "б ОЕ ЧУЕ МЙ ТБЧОП?" - ЧДТХЗ РПДХНБМ нЕЮЙЛ У ФПК РТСНПФПК Й ФТЕЪЧПУФША, ЛПФПТХА ПО ФЕРЕТШ УБН ХНЕМ ОБИПДЙФШ РПД ЧПТПИПН ЧУСЛЙИ ДПВТЩИ Й ЦБМПУФМЙЧЩИ НЩУМЕК Й ЮХЧУФЧПЧБОЙК. пО ЗМХВПЛП ЧЪДПИОХМ, ЪБУФЕЗОХМ ТХВБЫЛХ Й НЕДМЕООП РПВТЕМ Ч ФПН ОБРТБЧМЕОЙЙ, ЗДЕ ПУФБМУС фХДП-чБЛУЛЙК ФТБЛФ. мЕЧЙОУПО ОЕ ЪОБМ, УЛПМШЛП ЧТЕНЕОЙ ДМЙМПУШ ЕЗП РПМХУПЪОБФЕМШОПЕ УПУФПСОЙЕ, - ЕНХ ЛБЪБМПУШ, ЮФП ПЮЕОШ ДПМЗП, ОБ УБНПН ДЕМЕ ПОП ДМЙМПУШ ОЕ ВПМШЫЕ НЙОХФЩ, - ОП, ЛПЗДБ ПО ПЮОХМУС, ПО, Л ХДЙЧМЕОЙА УЧПЕНХ, РПЮХЧУФЧПЧБМ, ЮФП РП-РТЕЦОЕНХ УЙДЙФ Ч УЕДМЕ, ФПМШЛП Ч ТХЛЕ ОЕ ВЩМП ЫБЫЛЙ. рЕТЕД ОЙН ОЕУМБУШ ЮЕТОПЗТЙЧБС ЗПМПЧБ ЕЗП ЛПОС У ПЛТПЧБЧМЕООЩН ХИПН. фХФ ПО ЧРЕТЧЩЕ ХУМЩЫБМ УФТЕМШВХ Й РПОСМ, ЮФП ЬФП УФТЕМСАФ РП ОЙН, - РХМЙ ЗХУФП ЧЙЪЦБМЙ ОБД ЗПМПЧПК, - ОП ПО РПОСМ ФБЛЦЕ, ЮФП ЬФП УФТЕМСАФ УЪБДЙ Й ЮФП УБНЩК УФТБЫОЩК НПНЕОФ ФПЦЕ ПУФБМУС РПЪБДЙ. ч ЬФП НЗОПЧЕОЙЕ ЕЭЕ ДЧБ ЧУБДОЙЛБ РПТБЧОСМЙУШ У ОЙН. пО ХЪОБМ чБТА Й зПОЮБТЕОЛХ. х РПДТЩЧОЙЛБ ЧУС ЭЕЛБ ВЩМБ Ч ЛТПЧЙ. мЕЧЙОУПО ЧУРПНОЙМ ПВ ПФТСДЕ Й ПЗМСОХМУС, ОП ОЙЛБЛПЗП ПФТСДБ ОЕ ВЩМП: ЧУС ДПТПЗБ ВЩМБ ХУЕСОБ ЛПОУЛЙНЙ Й МАДУЛЙНЙ ФТХРБНЙ, ОЕУЛПМШЛП ЧУБДОЙЛПЧ, ЧП ЗМБЧЕ У лХВТБЛПН, У ФТХДПН РПУРЕЫБМЙ ЪБ мЕЧЙОУПОПН, ДБМШЫЕ ЧЙДОЕМЙУШ ЕЭЕ ОЕВПМШЫЙЕ ЗТХРРЛЙ, ПОЙ ВЩУФТП ФБСМЙ. лФП-ФП, ОБ ИТПНБАЭЕК МПЫБДЙ, ДБМЕЛП ПФУФБМ, НБИБМ ТХЛПК Й ЛТЙЮБМ. еЗП ПЛТХЦЙМЙ МАДЙ Ч ЦЕМФЩИ ПЛПМЩЫБИ Й УФБМЙ ВЙФШ РТЙЛМБДБНЙ, - ПО РПЫБФОХМУС Й ХРБМ. мЕЧЙОУПО УНПТЭЙМУС Й ПФЧЕТОХМУС. ч ЬФХ НЙОХФХ ПО, ЧНЕУФЕ У чБТЕК Й зПОЮБТЕОЛПК, ДПУФЙЗ РПЧПТПФБ, Й УФТЕМШВБ ОЕНОПЗП ХФЙИМБ; РХМЙ ВПМШЫЕ ОЕ ЧЙЪЦБМЙ ОБД ХИПН. мЕЧЙОУПО НБЫЙОБМШОП УФБМ УДЕТЦЙЧБФШ ЦЕТЕВГБ. рБТФЙЪБОЩ, ПУФБЧЫЙЕУС Ч ЦЙЧЩИ, ПДЙО ЪБ ДТХЗЙН ОБУФЙЗБМЙ ЕЗП. зПОЮБТЕОЛП ОБУЮЙФБМ ДЕЧСФОБДГБФШ ЮЕМПЧЕЛ - У УПВПК Й мЕЧЙОУПОПН. пОЙ ДПМЗП НЮБМЙУШ РПД ХЛМПО, ВЕЪ ЕДЙОПЗП ЧПЪЗМБУБ, ХРЕТЫЙУШ ЪБФБЙЧЫЙНЙ ХЦБУ, ОП ХЦЕ ТБДХАЭЙНЙУС ЗМБЪБНЙ Ч ФП ХЪЛПЕ ЦЕМФПЕ НПМЮБМЙЧПЕ РТПУФТБОУФЧП, ЮФП УФТЕНЙФЕМШОП ВЕЦБМП РЕТЕД ОЙНЙ, ЛБЛ ТЩЦЙК ЪБЗОБООЩК РЕУ. рПУФЕРЕООП МПЫБДЙ РЕТЕЫМЙ ОБ ТЩУШ, Й УФБМЙ ТБЪМЙЮЙНЩ ПФДЕМШОЩЕ ПВЗПТЕМЩЕ РОЙ, ЛХУФЩ, ЧЕТУФПЧЩЕ УФПМВЩ, СУОПЕ ОЕВП ЧДБМЙ ОБД МЕУПН. рПФПН МПЫБДЙ РПЫМЙ ЫБЗПН. мЕЧЙОУПО ЕИБМ ОЕНОПЗП ЧРЕТЕДЙ, ЪБДХНБЧЫЙУШ, ПРХУФЙЧ ЗПМПЧХ. йОПЗДБ ПО ВЕУРПНПЭОП ПЗМСДЩЧБМУС, ВХДФП ИПФЕМ ЮФП-ФП УРТПУЙФШ Й ОЕ НПЗ ЧУРПНОЙФШ, Й УФТБООП, НХЮЙФЕМШОП УНПФТЕМ ОБ ЧУЕИ ДПМЗЙН, ОЕЧЙДСЭЙН ЧЪЗМСДПН. чДТХЗ ПО ЛТХФП ПУБДЙМ МПЫБДШ, ПВЕТОХМУС Й ЧРЕТЧЩЕ УПЧЕТЫЕООП ПУНЩУМЕООП РПУНПФТЕМ ОБ МАДЕК УЧПЙНЙ ВПМШЫЙНЙ, ЗМХВПЛЙНЙ, УЙОЙНЙ ЗМБЪБНЙ. чПУЕНОБДГБФШ ЮЕМПЧЕЛ ПУФБОПЧЙМЙУШ, ЛБЛ ПДЙО. уФБМП ПЮЕОШ ФЙИП.

ЗДЕ вБЛМБОПЧ? - УРТПУЙМ мЕЧЙОУПО. чПУЕНОБДГБФШ ЮЕМПЧЕЛ УНПФТЕМЙ ОБ ОЕЗП НПМЮБ Й ТБУФЕТСООП.

ХВЙМЙ вБЛМБОПЧБ... - УЛБЪБМ ОБЛПОЕГ зПОЮБТЕОЛП Й УФТПЗП РПУНПФТЕМ ОБ УЧПА ВПМШЫХА, У ХЪМПЧБФЩНЙ РБМШГБНЙ ТХЛХ, ДЕТЦБЧЫХА РПЧПД. чБТС, УУХФХМЙЧЫБСУС ТСДПН У ОЙН, ЧДТХЗ ХРБМБ ОБ ЫЕА МПЫБДЙ Й ЗТПНЛП, ЙУФЕТЙЮЕУЛЙ ЪБРМБЛБМБ, - ЕЕ ДМЙООЩЕ ТБУФТЕРБЧЫЙЕУС ЛПУЩ УЧЕУЙМЙУШ ЮХФШ ОЕ ДП ЪЕНМЙ Й ЧЪДТБЗЙЧБМЙ. мПЫБДШ ХУФБМП РПЧЕМБ ХЫБНЙ Й РПДПВТБМБ ПФЧЙУЫХА ЗХВХ. юЙЦ, РПЛПУЙЧЫЙУШ ОБ чБТА, ФПЦЕ ЧУИМЙРОХМ Й ПФЧЕТОХМУС. зМБЪБ мЕЧЙОУПОБ ОЕУЛПМШЛП УЕЛХОД ЕЭЕ УФПСМЙ ОБД МАДШНЙ. рПФПН ПО ЧЕУШ ЛБЛ-ФП ПРХУФЙМУС Й УЯЕЦЙМУС, Й ЧУЕ ЧДТХЗ ЪБНЕФЙМЙ, ЮФП ПО ПЮЕОШ УМБВ Й РПУФБТЕМ. оП ПО ХЦЕ ОЕ УФЩДЙМУС Й ОЕ УЛТЩЧБМ УЧПЕК УМБВПУФЙ; ПО УЙДЕМ РПФХРЙЧЫЙУШ, НЕДМЕООП НЙЗБС ДМЙООЩНЙ НПЛТЩНЙ ТЕУОЙГБНЙ, Й УМЕЪЩ ЛБФЙМЙУШ РП ЕЗП ВПТПДЕ... мАДЙ УФБМЙ УНПФТЕФШ Ч УФПТПОХ, ЮФПВЩ УБНЙН ОЕ ТБУУФТПЙФШУС. мЕЧЙОУПО РПЧЕТОХМ МПЫБДШ Й ФЙИП РПЕИБМ ЧРЕТЕД. пФТСД ФТПОХМУС УМЕДПН.

ОЕ РМБЮШ, ХЦ ЮЕЗП ХЦ... - ЧЙОПЧБФП УЛБЪБМ зПОЮБТЕОЛП, РПДОСЧ чБТА ЪБ РМЕЮП. чУСЛЙК ТБЪ, ЛБЛ мЕЧЙОУПОХ ХДБЧБМПУШ ЪБВЩФШУС, ПО ОБЮЙОБМ УОПЧБ ТБУФЕТСООП ПЗМСДЩЧБФШУС Й, ЧУРПНОЙЧ, ЮФП вБЛМБОПЧБ ОЕФ, УОПЧБ ОБЮЙОБМ РМБЛБФШ. фБЛ ЧЩЕИБМЙ ПОЙ ЙЪ МЕУБ - ЧУЕ ДЕЧСФОБДГБФШ. мЕУ ТБУРБИОХМУС РЕТЕД ОЙНЙ УПЧУЕН ОЕПЦЙДБООП РТПУФПТПН ЧЩУПЛПЗП ЗПМХВПЗП ОЕВБ Й СТЛП-ТЩЦЕЗП РПМС, ПВМЙФПЗП УПМОГЕН Й УЛПЫЕООПЗП, УФМБЧЫЕЗПУС ОБ ДЧЕ УФПТПОЩ, ЛХДБ ИЧБФБМ ЗМБЪ. оБ ФПК УФПТПОЕ, Х ЧЕТВОСЛБ, УЛЧПЪШ ЛПФПТЩК УЙОЕМБ РПМОПЧПДОБС ТЕЮЙГБ, - ЛТБУХСУШ ЪПМПФЙУФЩНЙ ЫБРЛБНЙ ЦЙТОЩИ УФПЗПЧ Й УЛЙТД, ЧЙДОЕМУС ФПЛ. фБН ЫМБ УЧПС - ЧЕУЕМБС, ЪЧХЮОБС Й ИМПРПФМЙЧБС ЦЙЪОШ. лБЛ НБМЕОШЛЙЕ РЕУФТЩЕ ВХЛБЫЛЙ, ЛПРПЫЙМЙУШ МАДЙ, МЕФБМЙ УОПРЩ, УХИП Й ЮЕФЛП УФХЮБМБ НБЫЙОБ, ЙЪ ЛХТЦБЧПЗП ПВМБЛБ ВМЕУФЛПК РПМПЧЩ Й РЩМЙ ЧЩТЩЧБМЙУШ ЧПЪВХЦДЕООЩЕ ЗПМПУБ, УЩРБМУС НЕМЛЙК ВЙУЕТ ФПОЛПЗП ДЕЧЙЮШЕЗП ИПИПФБ. ъБ ТЕЛПК, РПДРЙТБС ОЕВП, ЧТБУФБС ПФТПЗБНЙ Ч ЦЕМФПЛХДТЩЕ ЪБВПЛЙ, УЙОЕМЙ ИТЕВФЩ, Й ЮЕТЕЪ ЙИ ПУФТЩЕ ЗТЕВОЙ МЙМБУШ Ч ДПМЙОХ РТПЪТБЮОБС РЕОБ ВЕМП-ТПЪПЧЩИ ПВМБЛПЧ, УПМЕОЩИ ПФ НПТС, РХЪЩТЮБФЩИ Й ЛЙРХЮЙИ, ЛБЛ РБТОПЕ НПМПЛП. мЕЧЙОУПО ПВЧЕМ НПМЮБМЙЧЩН, ЧМБЦОЩН ЕЭЕ ЧЪЗМСДПН ЬФП РТПУФПТОПЕ ОЕВП Й ЪЕНМА, УХМЙЧЫХА ИМЕВ Й ПФДЩИ, ЬФЙИ ДБМЕЛЙИ МАДЕК ОБ ФПЛХ, ЛПФПТЩИ ПО ДПМЦЕО ВХДЕФ УДЕМБФШ ЧУЛПТЕ ФБЛЙНЙ ЦЕ УЧПЙНЙ, ВМЙЪЛЙНЙ МАДШНЙ, ЛБЛЙНЙ ВЩМЙ ФЕ ЧПУЕНОБДГБФШ, ЮФП НПМЮБ ЕИБМЙ УМЕДПН, - Й РЕТЕУФБМ РМБЛБФШ; ОХЦОП ВЩМП ЦЙФШ Й ЙУРПМОСФШ УЧПЙ ПВСЪБООПУФЙ.

25 разом, они обрушились бы на него со всей силой своего страха, - пускай он выводит их отсюда, если он сумел их завести!.. И вдруг он действительно появился среди них, в самом центре людского месива, подняв в руке зажженный факел, освещавший его мертвенно-бледное бородатое лицо со стиснутыми зубами, с большими горящими круглыми глазами, которыми он быстро перебегал с одного лица на другое. И в наступившей тишине, в которую врывались только звуки смертельной игры, разыгравшейся там, на опушке леса, - его нервный, тонкий, резкий, охрипший голос прозвучал слышно для всех: - Кто там расстраивает ряды?.. Назад!.. Только девчонкам можно впадать в панику... Молчать! - взвизгнул он вдруг, по-волчьи щелкнув зубами, выхватив маузер, и протестующие возгласы мгновенно застыли на губах. - Слушать мою команду! Мы будем гатить болото - другого выхода нет у нас... Борисов (это был новый командир 3-го взвода), оставь поводырей и иди на подмогу Бакланову! Скажи ему, чтобы держался до тех пор, пока не дам приказа отступать... Кубрак! Выделить трех человек для связи с Баклановым... Слушайте все! Привяжите лошадей! Два отделения - за лозняком! Не жалеть шашек... Все остальные - в распоряжение Кубрака. Слушать его беспрекословно. Кубрак, за мной!.. - Он повернулся к людям спиной и, согнувшись, пошел к трясине, держа над головой дымящее смолье. И притихшая, придавленная, сбившаяся в кучу масса людей, только что в отчаянии вздымавшая руки, готовая убивать и плакать, вдруг пришла в нечеловечески быстрое, послушное яростное движение. В несколько мгновений лошади были привязаны, стукнули топоры, затрещал ольховник под ударами сабель, взвод Борисова побежал во тьму, гремя оружием и чавкая сапогами, навстречу ему уже тащили первые охапки мокрого лозняка... Слышался грохот падающего дерева, и громадная, ветвистая, свистящая махина шлепалась во что-то мягкое и гибельное, и видно было при свете зажженного смолья, как темно-зеленая, поросшая ряской, поверхность вздувалась упругими волнами, подобно телу исполинского удава. Там, цепляясь за сучья, - освещенные дымным пламенем, выхватывавшим из темноты искаженные лица, согнутые спины, чудовищные нагромождения ветвей, - в воде, в грязи, в гибели копошились люди. Они работали, сорвав с себя шинели, и сквозь разодранные штаны и рубахи проступали их напряженные, потные, исцарапанные в кровь тела. Они утратили всякое ощущение времени, пространства, собственного тела, стыда, боли, усталости. Они тут же черпали шапками болотную, пропахнувшую лягушечьей икрой воду и пили ее торопливо и жадно, как раненые звери... А стрельба подвигалась все ближе и ближе, делалась все слышнее и жарче. Бакланов одного за другим слал людей и спрашивал: скоро ли?.. скоро?.. Он потерял до половины бойцов, потерял Дубова, истекшего кровью от бесчисленных ран, и медленно отступал, сдавая пядь за пядью. В конце концов он отошел к лозняку, который рубили для гати, - дальше отступать было некуда. Неприятельские пули теперь густо свистели над болотом. Несколько человек работающих было уже ранено, - Варя делала им перевязки. Лошади, напуганные выстрелами, неистово ржали и вздымались на дыбы; некоторые, оборвав повода, метались по тайге и, попав в трясину, жалобно взывали о помощи. Потом партизаны, засевшие в лозняке, узнав, что гать окончена, бросились бежать. Бакланов, с ввалившимися щеками, воспаленными глазами, черный от порохового дыма, бежал за ними, угрожая опустошенным кольтом, и плакал от бешенства. Крича и размахивая смольем и оружием, волоча за собой упирающихся лошадей, отряд чуть не разом хлынул на плотину. Возбужденные лошади не слушались поводырей и бились, как припадочные; задние, обезумев, лезли на передних; гать трещала, разлезалась. У выхода на противоположный берег сорвалась с гати лошадь Мечика, и ее вытаскивали веревками, с исступленной матерной бранью. Мечик судорожно вцепился в скользкий канат, дрожавший в его руках от лошадиного неистовства" и тянул, тянул, путаясь ногами в грязном вербняке. А когда лошадь вытащили наконец, он долго не мог распутать узел, стянувшийся вокруг ее передних ног, и в яростном наслаждении вцепился в него зубами - в этот горчайший узел, пропитанный запахом болота и отвратительной слизью. Последними прошли через гать Левинсон и Гончаренко. Подрывник успел заложить динамитный фугас, и почти в тот момент, как противник достиг переправы, плотина взлетела на воздух. Через некоторое время люди очнулись и поняли, что наступило утро. Тайга лежала перед ними в сверкающем розовом инее. В просветы в деревьях проступали яркие клочки голубого неба, - чувствовалось, что там, за лесом, встает солнце. Люди побросали горящие головни, которые они до сих пор несли почему-то в руках, увидели свои красные, изуродованные руки, мокрых, измученных лошадей, дымившихся нежным, тающим паром, - и удивились тому, что они сделали в эту ночь. XVII Девятнадцать В пяти верстах от того места, где происходила переправа, через трясину был перекинут мост - там пролегал государственный тракт на Тудо Ваку. Еще со вчерашнего вечера, опасаясь, что Ле-винсон не останется ночевать в селе, казаки устроили засаду на самом тракте, верстах в восьми от моста. Они просидели там всю ночь, дожидаясь отряда, и слышали отдаленные орудийные залпы. Утром примчался вестовой с приказом - остаться на месте, так как неприятель, прорвавшись через трясину, идет по направлению к ним. А через каких-нибудь десять минут после того, как проехал вестовой, отряд Левинсона, ничего не знавший о засаде и о том, что мимо только что промчался неприятельский вестовой, тоже вышел на Тудо-Вакский тракт. Солнце уже поднялось над лесом. Иней давно растаял. Небо раскрылось в вышине, прозрачно-льдистое и голубое. Деревья в мокром сияющем золоте склонялись над дорогой. День занялся теплый, непохожий на осенний. Левинсон рассеянным взглядом окинул всю эту светлую и чистую, сияющую красоту и не почувствовал ее. Увидел свой отряд, измученный и поредевший втрое, уныло растянувшийся вдоль дороги, и понял, как он сам смертельно устал и как бессилен он теперь сделать что-либо для этих людей, уныло плетущихся позади него. Они были еще единственно не безразличны, близки ему, эти измученные верные люди, ближе всего остального, ближе даже самого себя, потому что он ни на секунду не переставал чувствовать, что он чем-то обязан перед ними; но он, казалось, не мог уже ничего сделать для них, он уже не руководил ими, и только сами они еще не знали этого и покорно тянулись за ним, как стадо, привыкшее к своему вожаку. И это было как раз то самое страшное, чего он больше всего боялся, когда вчерашним утром думал о смерти Метелицы... Он пытался взять себя в руки, сосредоточиться на чем-нибудь практически необходимом, но мысль его сбивалась и путалась, глаза слипались, и странные образы, обрывки воспоминаний, смутные ощущения окружающего, туманные и противоречивые, клубились в его сознании беспрерывно сменяющимся, беззвучным и бесплотным роем... "Зачем эта длинная, бесконечная дорога, и эта мокрая листва, и небо, такое мертвое и ненужное мне теперь?.. Что я обязан теперь делать?.. Да, я обязан выйти в Тудо-Вакскую долину... вак...скую долину... как это странно - вак...скую долину... Но как я устал, как мне хочется спать! Что могут еще хотеть от меня эти люди, когда мне так хочется спать?.. Он говорит - дозор... Да, да, и дозор... у него такая круглая и добрая голова, как у моего сына, и, конечно, нужно послать дозор, а уж потом спать... спать... и даже не такая, как у моего сына, а... что?.." - Что ты сказал? - спросил он вдруг, подняв голову. Рядом с ним ехал Бакланов. - Я говорю, надо бы дозор послать. - Да, да, надо послать; распорядись, пожалуйста... Через минуту кто-то обогнал Левинсона усталой рысью, - Левинсон проводил глазами сгорбленную спину и узнал Мечика. Ему показалось что-то неправильное в том, что Мечик едет в дозор, но он не смог заставить себя разобраться в этой неправильности и тотчас же забыл об этом. Потом еще кто-то проехал мимо. - Морозка! - крикнул Бакланов вслед уезжавшему. - Вы все-таки не теряйте друг дружку из виду... "Разве он остался в живых? - подумал Левинсон. - А Дубов погиб... Бедный Дубов... Но что же случилось с Морозкой?.. Ах, да - это было с ним вчера вечером. Хорошо, что я не видел его тогда..." Мечик, отъехавший уже довольно далеко, оглянулся: Морозка ехал саженях в пятидесяти от него, отряд тоже был еще виден. Потом и отряд и Морозка скрылись за поворотом. Нивка не хотела бежать рысью, и Мечик машинально подгонял ее: он плохо понимал, зачем его послали вперед, но ему велели ехать рысью, и он подчинялся. Дорога вилась по влажным косогорам, густо заросшим дубняком и кленом, еще хранившим багряную листву. Нивка пугливо вздрагивала и жалась к кустам. На подъеме она пошла шагом. Мечик, задремавший в седле, больше не трогал ее. Иногда он приходил в себя и с недоумением видел вокруг все ту же непроходимую чащу. Ей не было ни конца, ни начала, как не было ни конца, ни начала тому сонному, тупому, не связанному с окружающим миром состоянию, в котором он сам находился. Вдруг Нивка испуганно фыркнула и шарахнулась в кусты, прижав Мечика к каким-то гибким прутьям... Он вскинул голову, и сонное состояние мгновенно покинуло его, сменившись чувством ни с чем не сравнимого животного ужаса: на дороге в нескольких шагах от него стояли казаки. - Слезай!.. - сказал один придушенным свистящим шепотом. Кто-то схватил Нивку под уздцы. Мечик, тихо вскрикнув, соскользнул с седла и, сделав несколько унизительных телодвижений, вдруг стремительно покатился куда-то под откос. Он больно ударился руками в мокрую колоду, вскочил, поскользнулся, - несколько секунд, онемев от ужаса, барахтался на четвереньках и, выправившись наконец, побежал вдоль по оврагу, не чувствуя своего тела, хватаясь руками за что попало и делая невероятные прыжки. За ним гнались: сзади трещали кусты и кто-то ругался с злобными придыханиями... Морозка, зная, что впереди еще один дозорный, тоже плохо следил за тем, что творилось вокруг него. Он находился в том состоянии крайней усталости, когда совершенно исчезают всякие, даже самые важные человеческие мысли и остается одно непосредственное желание отдыха - отдыха во что бы то ни стало. Он не думал больше ни о своей жизни, ни о Варе, ни о том, как будет относиться к нему Гончаренко, он даже не имел сил жалеть о смерти Дубова, хотя Дубов был одним из самых близких ему людей, - он думал только о том, когда же наконец откроется перед ним обетованная земля, где можно будет приклонить голову. Эта обетованная земля представлялась ему в виде большой и мирной, залитой солнцем деревни, полной жующих коров и хороших людей, пахнущей скотом и сеном. Он заранее предвкушал, как он привяжет лошадь, напьется молока с куском пахучего ржаного хлеба, а потом заберется на сеновал и крепко заснет, подвернув голову, напнув на пятки теплую шинель... И когда внезапно выросли перед ним желтые околыши казачьих фуражек и Иуда попятился назад, всадив его в кусты калины, кроваво затрепетавшие перед глазами, - это радостное видение большой, залитой солнцем деревни так и слилось с мгновенным ощущением неслыханного гнусного предательства, только что совершенного здесь... - Сбежал, гад... - сказал Морозка, вдруг с необычайной ясностью представив себе противные и чистые глаза Мечика и испытывая в то же время чувство щемящей тоскливой жалости к себе и к людям,

←

Солнце уже поднялось над лесом. Иней давно растаял. Небо раскрылось в вы­шине, прозрачно-льдистое и голубое. Деревья в мокром сияющем золоте склоня­лись над дорогой. День занялся тёплый, непохожий на осенний.

Левинсон рассеянным взглядом окинул всю эту светлую и чистую, сияющую красоту и не почувствовал её. Увидел свой отряд, измученный и поредевший втрое, уныло растянувшийся вдоль дороги, и понял, как он сам смертельно устал.

Что ты сказал? - спросил Левинсон у Бакланова, который подъехал к нему и своим вопросом вывел из состояния задумчивости.

Я говорю, надо бы дозор послать.

Да, да, надо послать; распорядись, пожалуйста...

Через минуту кто-то обогнал Левинсона усталой рысью, - Левинсон проводил глазами сгорбленную спину и узнал Мечика. Ему показалось что-то неправильное в том, что Мечик едет в дозор. Потом ещё кто-то проехал мимо.

Морозка! - крикнул Бакланов вслед уезжавшему. - Вы всё-таки не теряйте друг дружку из виду. Выстрелами предупредите о засаде.

Мечик, отъехавший уже довольно далеко, оглянулся: Морозка ехал саженях в пятидесяти от него, отряд тоже был ещё виден. Потом и отряд и Морозка скрылись за поворотом.

Мечик, задремавший в седле, больше не подгонял свою кобылу Нивку. Иногда он приходил в себя и с недоумением видел вокруг всё ту же непроходимую чащу.

Вдруг Нивка испуганно фыркнула и шарахнулась в кусты, прижав Мечика к каким-то гибким прутьям... Он вскинул голову, и сонное состояние мгновенно по­кинуло его, сменившись чувством ни с чем не сравнимого животного ужаса: на до­роге в нескольких шагах от него стояли казаки.

Слезай! - сказал один придушенным свистящим шёпотом.

Кто-то схватил Нивку под уздцы. Мечик, тихо вскрикнув, соскользнул с седла и вдруг стремительно покатился куда-то под откос. Он больно ударился руками в мокрую колоду, вскочил и побежал вдоль по оврагу, хватаясь руками за что попало и делая невероятные прыжки. За ним гнались: сзади трещали кусты и кто-то ру­гался с злобными придыханиями...

Морозка, зная, что впереди ещё один дозорный, тоже плохо следил за тем, что творилось вокруг него. Он находился в том состоянии крайней усталости, когда совершенно исчезают всякие, даже самые важные человеческие мысли и остаётся одно непосредственное желание отдыха - отдыха во что бы то ни стало.

Он думал только о том, когда же наконец откроется перед ним обетованная зем­ля, где можно будет приклонить голову. Эта обетованная земля представлялась ему в виде большой и мирной, залитой солнцем деревни, полной жующих коров и хо­роших людей, пахнущей скотом и сеном. Он заранее предвкушал, как он привяжет лошадь, напьётся молока с куском пахучего ржаного хлеба, а потом заберётся на сеновал и крепко заснёт.

И когда внезапно выросли перед ним жёлтые околыши казачьих фуражек и Иуда попятился назад, всадив его в кусты калины, кроваво затрепетавшие перед глазами, - это радостное видение большой, залитой солнцем деревни так и слилось с мгновенным ощущением неслыханного гнусного предательства, только что совер­шённого здесь Мечиком.

Сбежал, гад... - сказал Морозка. Он испытывая чувство щемящей тоскливой жалости к себе и к людям, которые ехали позади него.

Ему жаль было не того, что он умрёт сейчас, то есть перестанет чувствовать, страдать и двигаться. Морозка ясно понял, что никогда не увидеть ему залитой солнцем деревни и этих близких, дорогих людей, что ехали позади него. Но он так ярко чувствовал их в себе, этих уставших, ничего не подозревающих, доверивших­ся ему людей, что в нём не зародилось мысли о какой-либо иной возможности для себя, кроме возможности предупредить их выстрелом об опасности... Он выхватил револьвер и, высоко подняв его над головой, чтобы было слышнее, выстрелил три раза, как было условлено...

В то же мгновенье что-то звучно сверкнуло, ахнуло, мир точно раскололся надвое, и Морозка, сражённый вражеской пулей, вместе с конём упал в кусты, за­прокинув голову.

(По А. Фадееву)

Александр Александрович Фадеев (1901-1956) - русский советский писатель и общественный деятель. Известность получил его роман «Разгром» (1926), в ко­тором рассказывается о партизанском движении на Дальнем Востоке в годы граж­данской войны.

В.Стронов

"Я БЫ НАЗВАЛ ЕЕ СВЕТЛОЙ"

Солнце уже поднялось в зенит, когда мы, я и мой сын Саша, оставив шумный Красноярск и проплыв по Енисею более 100 км, сошли с моторной лодки. Перед нами открылось устье речки с ласкающим слух названием Большая Веснина. Отсюда начинается дорога к ее притоку - Черной речке - цели нашего путешествия.

Бодро зашагали по лесу. К вечеру тропа привела нас к Черной.

Мы были ошеломлены: речка исчезла! По каменистому руслу тихо журчали слабенькие струйки воды по колено воробью. Можно было перейти на другой берег не замочив ноги. "Зачем же мы добирались сюда?" - разочарованно подумал я.

Решили пройти с километр вверх.

Мы воспрянули духом.

Вскоре подошли к отвесной скале. На ней, уцепившись за расщелины, чудом держались и росли корявые сосенки и березки. А внизу кипела, как в огромном котле, лавина воды. Тугая серебристая струя била в скалу.

Нам не терпелось узнать, есть ли здесь рыба. Однако разместиться вдвоем на небольшом выступе берега, не мешая друг другу, было невозможно, и я уступил Саше приятную возможность поймать первую рыбу.

Он быстрыми, привычными движениями привязал мушку, сделанную из медвежьей шерсти, и закинул удочку. Приманка, подхваченная струей, понеслась к скале и затрепетала на бурунах, как живая. В этот миг из бурлящей пучины высунулась рыба. Подсечка! И через несколько секунд в руках у Саши оказался черноспинный хариус. Подбегаю к сыну:

Молодец!

Сын радостно улыбается и вновь бросает мушку по течению. Леска натянулась, приманка резво заплясала. Хариус, стремительно вылетев из водоворота, молнией сверкнул в золотых лучах вечернего солнца и, плюхнувшись в воду, ушел в глубину.

Опоздал с подсечкой... - с огорчением сказал Саша.

Следующие забросы оказались безрезультатными. "Наверное, хариус накололся. Но неужели здесь было только две рыбины?" - подумал я.

Может быть, ты попробуешь, - предложил сын, - а я пройду повыше.

Я предпочитаю поплавочную удочку. Привык к ней.

Наживляю красного земляного червя и с волнением закидываю. Поплавок пробочный шарик, - словно побуревший крошечный лист тальника, беззвучно лег на воду. Там, где пенистая струйка прибивалась к скале, он юркнул в глубину. Рука сработала как автомат, и я уже ощущаю живую тяжесть на крючке. Сердце радостно замирает. Кончик удилища гнется, вот-вот сломается. Но все обходится благополучно. Хариус на берегу. Он такой же темный, как у Саши.

На душе веселее. Успех придал сил, и я вновь забросил удочку. В этот раз поплавок нырнул подальше от скалы. Подвожу рыбину к берегу. Хариус!

Опять поплавок плывет к скале, но клев прекратился.

Иду к сыну.

Хорошее место выбрал он! Поперек реки лежала большая каменная глыба, плоская и ровная сверху, как плита. Она чуть-чуть возвышалась над водой. Поток с гулом обходил ее с двух сторон и вливался в отгороженную каменной грядой заводь. Пробраться с берега на глыбу можно было по торчащим из воды камням.

Как дела, Сашок?

Четыре хариуса в сумке... - со сдержанной радостью сообщил он.

Здорово у тебя получается! - позавидовал я.

Сын смущенно улыбнулся:

А ты сколько поймал?

В два раза меньше...

Не горюй, ты еще наверстаешь, - подбодрил он.

Мне захотелось тоже порыбачить на мушку. Торопливо меняю поводок, и вот моя муха заплясала рядом с Сашиной. Вдруг кто-то так сильно дернул удилище, что оно чуть не выпало из рук и моментально, будто само собой, взлетело вверх. От ощущения тяжести на крючке бросило в дрожь. Но хариус сорвался и, блеснув в воздухе, с шумным плеском ушел в воду. Какая досада! "Так тебе и надо! Не умеешь - не берись!" - укоряю себя.

Однако рыбацкий азарт не остывает. Быстро перестраиваю удочку. На крючок наживляю белую бабочку, оторвав ей крылышки.

Вот поплавок, солидно покачиваясь, поплыл вслед за клочком пены к прогалине в каменной гряде. Не дойдя до нее, скрылся под водой. Мягко подсекаю. Леска натягивается - крючок что-то держит. "Зацеп или рыба? Наверное, за камень задел..." И в то же мгновение руки почувствовали, что тяжесть ожила. Удилище напряглось, но еще не трещит: есть-таки запас прочности! Не ослабляя лески, даю рыбе проплыть, потом, остановив, держу ее на одном месте. Она устала, уже не сопротивляется. Не торопясь, подвожу ее к камню и вытягиваю наверх.

Саша! Ленок!

Сын подскочил ко мне.

Какой красивый!.. - с восхищением разглядывает он мой трофей.

Бусинки глаз у рыбы переливались янтарным цветом. Тугое черноватое тело отсвечивало золотом. На боках и спинном плавнике черные пятна. Саша такую рыбу никогда еще не видел.

Тем временем солнце скатилось вниз и спряталось за горы, брызнув оттуда багровыми лучами. Запылал пожаром краешек неба. Лес почернел и стал угрюмее.

Давай, Сашок, кончать. Надо поужинать и на ночевку устраиваться.

Выбрав сухую ровную лужайку, уже в сумерках раскинули палатку, а костер разжигали потем-ну.

Рыбалка без ухи что свадьба без музыки. Несмотря на позднее время, разделали рыбу, очистили и покрошили три картофелины, головку лука. И вот уже из котелка потянуло ароматом таежной ухи...

Монотонно шумела речка. Потрескивал, то разгораясь, то еще тлея, изредка стреляя пучками малиновых искр, костер. А с реки уже расползалась по кустам свежая туманная дымка. В густых чащах затаилась темнота.

Как ты думаешь, почему речку назвали Черной? - спросил Саша.

Я его понимаю: в темноте жутковато. К ночевкам в тайге он не привык. Должно быть, сынишке этот вотгрос назойлово лез в голову...

Вероятно, по цвету камней в воде. Ты заметил, что они черные? А вообще Черных речек по нашей стране так же много, как Иванов среди русских людей.

Ну ладно. Поживем; - увидим! - многозначительно заключает мой Саша.

Утром туман рассеялся, и перед глазами предстала полная очарования картина пробуждающейся тайги. Из-за леса поднималось огромное красное солнце. Оно затопило пунцовыми лучам;т тихие омутки на речке, пурпуром покрасило остроконечные вершины темно-зеленых елей и пихт. Алые отсветы лучей заиграли на синих лесистых сопках. И тишина...

Воды в реке стало больше. Но еще встречались мелководья, похожие на вчерашние.

В одной заводинке, у обрывистого берега, заметили мы два голых ствола дерева, отшлифованных камнями, льдом и водой. Стволы зацепились сучьями за дно. Падала длинная густая тень, отчего вода имела сине-зеленый оттенок. Здесь можно было рыбачить только на мушку.

Саша, не теряя времени, размотал удочку. Заброс! Мушка заиграла у затопленных стволов. Всплеск! Привычная подсечка - и сын уже вываживает хариуса.

Вот затененное деревьями русло перекрыло высокое нагромождение бревен. Мощный поток воды пробил себе путь под завал, образовав там глубокую яму. "Здесь должна быть рыба". Я пускаю по течению насадку. Поплавок, подрагивая на бурунах, скользнул под завал и исчез в темноте. Хочу перебросить, но вот она, приятная неожиданность: на крючке рыбина! Плавно подвожу ее к берегу. Хариус!

Хорошо рыбачить на незнакомой речке! В каждом ее изгибе, каждой заводинке, кажется, ждет тебя что-то новое, загадочное. Пейзажи не надоедают однообразием, они все время меняются. На разные голоса шумит речка. То воркует, словно голубь, то о чем-то шепчется, то будто огромными жерновами что-то перемалывает, а то совсем замирает в сладкой истоме...

О чем она говорит? О чем шепчется? О чем поет? Тайна...

Потеплело. Слабый ветерок доносил смолистый запах хвои. Солнце поднималось все выше над тайгой, и вот его лучи коснулись Черной речки, пронизали ее до дна. И перестала она быть черной. Вся сразу оживилась, радостно засверкала, заулыбалась. Мрачные камни, лежащие на дне, теперь уже не черные, а коричневато-зеленые. Кустарники от прикосновения ярких лучей заполыхали зеленым, оранжевым и рубиновым огнем. Только в тени, куда еще не проник чудодейственный свет, сохранялась хмурость, суровость.

Камни в русле делались мельче, глаже. Они громко цокали под нашими сапогами. Кое-где речка не могла прорваться сквозь скалы и петлей обходила преграду.

Подошли к глубокой, закоряженной яме.

Такие места любят хариусы, - сказал Саша, закидывая удочку.

Сын остался, я - вперед. По пути поймал двух белых и одну красную бабочку.

Вскоре обратил внимание на темную полоску воды за валунами, протянувшимися цепочкой вдоль правого высокого берега. Некоторые из них уходили полностью в воду, обнаруживая себя гребешком струи. Другие напоминали морских животных, высунувшихся подышать воздухом. Кустов по берегам не. было. К реке подходил густой ельник.

Выбрав местечко поудобнее, насадил на крючок червя и сделал заброс. Поплавок прошел сквозь строй камней, как на параде, и даже не шелохнулся. Перекидываю. Все повторяется. Смотрю на небо. Может быть, оно виновато? Небо, с разбросанными по нему жиденькими облаками, напоминающими огромные гусиные перья, слегка хмурилось. Дул слабый ветерок. По всей реке играла серебристая рябь.

Наживляю белую бабочку с надорванными крыльями и забрасываю к камням. Поплавок важно поплыл мимо них. Вдруг между третьим и четвертым валунами его кто-то дернул и уволок под воду. Быстрая подсечка - и я тащу соблазнившегося легкой добычей хариуса. И на вторую бабочку поймал такую же рыбу.

Забрасываю крючок с красной бабочкой, оторвав ей большую часть крылышек, чтобы не плавала поверху. Теперь поплавок поплыл осторожно, будто надеясь благополучно проскочить сквозь засаду. Вот он миновал первый валун, второй, третий. Осталось два больших - и тут его снова утащили под воду. Подсечка! Как струна, звенит леска. Удилище напрягается до крайности. "Это ленок! - радуюсь я. - Теперь только не упустить..."

Рыба делала несколько попыток спастись: стремительно бросалась в стороны, уходила вглубь, свечкой вылетала наверх, однако кованый крючок и прочная леска держали надежно. Обессилев, добыча уже не сопротивлялась, и я вытащил ее на берег.

"Уф, - передохнул я. Дрожали коленки. На лбу выступил пот. - Какой красавец! Лежит - не шелохнется..."

Положив удочку, нагибаюсь, чтобы снять рыбу с крючка. И тут произошло неожиданное: ленок отчаянно метнулся, зашлепал боками по камням и скатился в воду. Я за ним, да разве поймаешь рыбу в воде!.. Хватаю удилище, чтобы удержать беглеца на крючке, но леска - без крючка. Вероятно, когда ленок уже был на берегу и с силой взвился вверх, леска зацепилась за камень. Ленок с крючком уплыл. Я досадовал на свою оплошность и в то же время восхищался могучей силой этой рыбы.

Подошел Саша. Спускаемся вниз по реке.

Дно ее изменилось. Теперь оно выстлано золотистым песочком и голубоватыми камушками. Правый берег более пологий, весь усыпан разноцветной, шуршащей под ногами галькой.

За перекатом сын задержался.

Смотри! Вот здесь под кустом, на дне... одна, две... три... пять... одиннадцать рыбин!

Речка у левого берега была затенена, и коричневато-золотистое, с голубым оттенком, усыпанное мелкими камушками дно хорошо просматривалось. Омуток напоминал небольшой бассейн с холодной прозрачной водой. А на самом дне стояли темные, коричневато-синие тени. Это были ленки. Они расположились в несколько рядов, друг за другом, по два, три в ряду, как в строю.

Саша размотал удочку и взмахнул ей. Но легкая мушка не хотела лететь к другому берегу.

А на том берегу не давал забросить приманку густой кустарник. Саша взял мою, поплавочную. Насадил бойкого червя и закинул выше того места, где стояли ленки. Вот червяк поровнялся с ними и поплыл рядом. Меня захватило это зрелище: "Сейчас схватит!" Но червяк проплывает вдоль всего рыбьего строя - и никакой реакции ленков...

Саша подтянул насадку к самому носу ленка. Тот, шевельнув плавниками, неохотно отплыл в сторону и снова замер.

Сын еще много раз забрасывал насадку, но рыбы были совершенно безразличны.

В чем же дело? - обескураженно спросил мой неудачливый рыболов.

Ты ленков видишь?

Наверно, и тебя они видят. Поэтому и насадку не берут. А если бы позарились на нее, то этот "аквариум" давно бы опустел.

Через день вышли к устью Черной на Большую Веснину. Ярко светило и ласково пригревало солнце, золотя песчаные косы:

Ну как, Саша, Черная?

Я бы назвал ее Светлой...

Похожие статьи